Подорожавшая нефть может укрепить рубль и наполнить бюджет, но уже не в состоянии запустить рост экономики
Как известно, разница между оптимистом и пессимистом состоит в том, что, когда второй говорит: «Хуже некуда!» — первый отвечает: «Что Вы, батенька, могло бы быть и хуже!».
Очередное дно
Когда в декабре 2014-го мировые цены на нефть стремительно снижались и в России разразился полномасштабный валютный кризис, многим казалось, что вот-вот должен наступить если не полный коллапс российской экономики, то ее обвальное падение. Но этого не произошло: да, экономика упала, но ничего похожего на то, что мы видели в конце 2008 — начале 2009-го, когда она провалилась на 8% за квартал. Начиная с февраля прошлого года цены на нефть пошли вверх, добравшись до отметки $65, что привело к укреплению рубля и всеобщему успокоению: именно летом прошлого года нам объявили в первый раз, что пик кризиса пройден. В конце прошлого года нефтяные цены снова ушли вниз к отметке $30, рубль снова ослаб, и экономические настроения снова ухудшились. Но нефтяные качели продолжали раскачиваться, и вот нефть опять ушла вверх к $50, и снова стали раздаваться голоса о прохождении пика кризиса, о неизбежном переломе экономических трендов и о начале роста экономики.
Однако майская статистика показала обратное: экономика резко просела. Сразу скажу, я не считаю правильным, получив даже очень плохие или очень хорошие данные за один месяц, делать далеко идущие выводы о неизбежном стремительном падении или стремительном росте — для таких прогнозов нужны более устойчивые ряды данных.
И все же что случилось? Неужели теперь даже нефть не помогает российской экономике?
Нефтяной маневр
Конечно, нет. Нефть была, есть и в ближайшие лет десять будет важнейшим фактором, определяющим настроение в экономике. Но не единственным. Главное, на что влияет цена на нефть, — это экспортная выручка, которая приходит в Россию: нефть с нефтепродуктами в 2011–2014 годах обеспечивала 50% стоимости российского экспорта, к первому кварталу 2016 года опустилась ниже 40%. Созданная в середине 2000-х годов система налогообложения нефтяных компаний построена так, что бюджет забирал себе львиную долю экспортной выручки: при цене нефти выше $100 она доходила до 80%. Таким образом, российские нефтяные компании получали гораздо меньше, когда цены росли, но когда цены начали снижаться, то основные потери также пришлись на долю федерального бюджета. Более того, случившаяся двукратная девальвация рубля резко сократила внутренние издержки нефтяников в долларовом эквиваленте, что помогло им относительно безболезненно пережить падение цен на нефть. Настолько безболезненно, что, когда при подготовке бюджета этого года Минфин решил их немножко «постричь», это не помешало им продолжить наращивать добычу и экспорт нефти.
Экономический рост измеряется в фиксированных ценах, то есть вклад самого нефтяного сектора, да и всей добывающей промышленности в динамику российского ВВП в 2015–2016 годах остается положительным. Пусть этот рост не настолько стремителен (1–1,5% в годовом выражении), но ничего похожего на начало 2009 года, когда добывающие отрасли просели почти на 5%, сейчас не наблюдается. Стабильность работы добывающих отраслей обеспечивает стабильность работы железнодорожного и трубопроводного транспорта, которые в конце 2008-го провалились на 20%. И в этом состоит важная отличительная особенность текущего кризиса от того, что мы наблюдали в 2008-м: внешний спрос на продукцию российской экономики, главным образом сырье и продукты его первичной переработки, нисколько не сокращается. Более того, он растет, поскольку обесценение рубля сделало экспорт прибыльным для многих маргинальных по своей рентабельности секторов (уголь, химия, удобрения).
Главный удар, который нанесли упавшие нефтяные цены, пришелся на платежный баланс и на федеральный бюджет. С начала 2015 года среднеквартальные доходы от экспорта углеводородов в платежном балансе снизились на $42 млрд по сравнению с 2013-м — первой половиной 2014 года, когда нефтяные цены держались в коридоре $100–120. Конечно, это не могло не сказаться на курсе рубля. Для сравнения скажу, что если цену финансовых санкций Запада измерять суммами погашения внешнего долга российскими банками и компаниями, то начиная со второго квартала 2015 года она слегка превышает $10 млрд в квартал.
Окрепший рубль
Поэтому, когда сегодня кто-то говорит, что повышение нефтяных цен весной этого года не привело к улучшению дел в экономике, то он явно грешит против истины. Вспомните, еще в конце января цена доллара превышала 80 руб., а сегодня она опустилась ниже 64 руб. Такое укрепление рубля повышает спрос населения на импортные товары (импорт перестал падать), то есть повышает уровень жизни. Такое укрепление рубля как минимум не дает инфляции разгоняться, а, возможно, слегка ее тормозит. Такое укрепление рубля приводит к тому, что население несет свои сбережения (у кого они есть) в банки и размещает их в рублях, что снимает с банков валютные риски и позволяет им зарабатывать прибыль. Только представьте себе, что происходило бы в российской экономике, если бы нефть стоила $30–35? Курс доллара улетел бы к 90 руб., инфляция превышала бы 10%, что обвалило бы потребление еще процентов на пять от нынешнего уровня, население стремительно закупалось бы валютой, импорт продолжил бы падать, вызвав продолжение обвала в оптовой торговле.
Примерно такую же картину мы наблюдаем и в федеральном бюджете. Подросшие цены на нефть слегка улучшили положение дел с доходами, что (пока) позволило Минфину отказаться от более жесткого секвестра утвержденных законом расходов (сегодня он составляет 10%) и пока удерживаться в утвержденных рамках в части использования средств Резервного фонда (2 трлн в год). А представьте себе, что нефть осталась на $35 — проводится новый секвестр, процентов на 5–7, то есть не только сокращается совокупный спрос в экономике, но и рушатся планы многих бюджетных учреждений и организаций, их поставщиков, падает качество бюджетных услуг…
Приспособились к низким ценам
Другое дело, что выросшие цены на нефть не запустили механизмы роста! А кто сказал, что они обязаны это сделать, если механизмы торможения роста в России носят исключительно политико-институциональный характер? Нет, конечно, если цена на нефть начнет устойчиво двигаться к $100, то российская экономика неизбежно оживет и даже продемонстрирует 3–4-процентный рост, но этот рост не будет устойчивым и долгосрочным. Вспомните, рост в России прекратился в 2013-м: цена на нефть была $108, а ВВП вырос на мизерные 1,3%.
Российская экономика уже приспособилась к новым, пониженным ценам на нефть — ценой 40-процентного сокращения импорта, ценой 15-процентного падения розничного товарооборота и соответствующего снижения уровня жизни населения (бюджет не приспособился, но это сюжет для другого разговора). Сегодня ее динамика определяется не нефтяными ценами, а внутренними проблемами, которые проявляются достаточно четко даже при коротком знакомстве со статистическими данными.
Не знаем, что было вчера
Здесь я вынужден сделать лирическое отступление. После того как Росстат в очередной раз поменял методологию расчета ВВП, он перестал публиковать данные о динамике экономики в фиксированных ценах и с устранением сезонного и календарного факторов. Говоря простым языком, сегодня Росстат не сообщает, что случилось в экономике в первом квартале этого года по сравнению с четвертым кварталом прошлого года. Максимум, что можно почерпнуть из его данных, — это что поменялось по сравнению с первым кварталом прошлого года. То есть, что изменилось в течение года, мы еще можем увидеть, но, когда оно произошло — весной прошлого года или нынешней зимой, — мы не знаем. Конечно, многие эксперты, и правительственные и независимые, самостоятельно решают эту задачу, сообщая нам о своих оценках, но на то государственная статистика и существует, что эту работу должен делать Росстат.
Заниматься управлением экономикой при отсутствии таких данных — это примерно то же самое, что управлять автомобилем, где в лобовом стекле водитель видит то, что на самом деле происходило несколько секунд назад: шанс на правильное решение есть, но цена ошибки многократно возрастает.
Спад продолжается
Итоги первого квартала говорят о том, что в российской экономике за прошедший год выросли всего четыре сектора: добыча полезных ископаемых, сельское хозяйство, финансовая деятельность, операции с недвижимостью. Еще один сектор — производство электроэнергии, газа, воды — был стабилен; все остальные снижались. На 4% снизился уровень производства обрабатывающих отраслей промышленности. А теперь ответьте на вопрос: что там происходит за пределами оборонки, которая выросла на 13%? Общие объемы строительства упали всего на 1,7%, но объемы жилищного строительства — больше чем на 16%. Рыбная отрасль просела на 6,5% (плоды контрсанкций), бюджетная сфера — на 3%, оптовая торговля — на 2,5%. Инвестиции продолжили сокращаться — минус 5% по итогам первого квартала.
Печальная правда состоит в том, что такая экономическая конструкция является достаточно устойчивой. Любая экономика опирается на спрос и на настроения. Внешний спрос, как я говорил выше, на российскую продукцию достаточно устойчив, и ограничение существует на стороне предложения: не может российская экономика добыть больше нефти или угля. Внутренний спрос продолжает сжиматься — бюджетный секвестр, замороженные зарплаты, непроиндексированные пенсии, разрушенные в результате санкций или из-за подорожания импорта инвестиционные планы. Подтолкнуть его мог бы Минфин, согласившись на фискальное стимулирование за счет роста госдолга, но он боится, так как. и сам не уверен в устойчивости политико-экономической конструкции. Несомненный эффект могло бы оказать снятие санкций, но российский президент в очередной раз жестко заявил, что минские соглашения должна выполнять Украина, а не Россия. Население могло бы брать больше кредитов и меньше накапливать на депозитах, но интуитивно оно чувствует, что дно еще не пройдено, поэтому торопиться с радикальным изменением потребительской модели не стоит. (В кризис 2008–2009 годов население начало больше тратить только в конце лета 2009-го, через четыре месяца устойчивого роста экономики и реальных зарплат.)
Поэтому все, о чем сегодня можно всерьез говорить, — это составит ли падение экономики 1 или 1,5%. Но и здесь можно угадать, но нельзя предсказать. В экономике, где сдача заказчику одной атомной подводной лодки может изменить минус на плюс, а случиться это может в декабре или январе, гадание внутри этого диапазона равносильно гаданию на кофейной гуще. Общий вывод, который для меня звучит очень печально, — дно не пройдено, спад продолжается, — с высокой степенью вероятности, окажется актуальным и в конце текущего года.
Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в разделе «Мнения», может не совпадать с мнением редакции.