Основные риски для «Газпрома» лежат внутри страны — это налоговые изъятия и требования раздела монополии, рассказал в интервью РБК зампредправления компании, бывший гендиректор «Газпром экспорта» Александр Медведев.
«Важнейший фактор — падение добычи в Европе»
— Принято решение об изменении формулы налога на добычу, НДПИ, на газ в 2016 году. Рост нагрузки скажется на инвестпрограмме «Газпрома»?
— Это изъятие, как я понял, будет носить временный чрезвычайный характер [только с «Газпрома» — 100 млрд руб. в 2016 году]. Все-таки мы исходим из долгосрочных планов, и наши проекты имеют длительный инвестиционный цикл. Конечно, нагрузка увеличивается, но понятно, с чем это связано, что это из-за падения бюджетных поступлений, поэтому приходится искать дополнительные источники доходов и сокращать расходы.
— На чем будете экономить?
— Мы занимаемся выстраиванием приоритета проектов. Так же, как мы это делали во время кризиса 2008–2009 годов, тогда тоже была введена система ранжирования проектов по пяти категориям. И те проекты, которые не попадают в первую, вторую и третью категории, их можно отложить, а некоторые — заморозить. Поэтому с точки зрения наших основных проектов ничего плохого произойти не может. Все приоритетные проекты будут реализованы.
— Что же будет заморожено?
— Лучше спросите, что не будет заморожено.
— Не будет, я так понимаю, «Сила Сибири» (магистральный газопровод для поставок газа из Якутии в страны Азиатско-Тихоокеанского региона), «Северный поток-2» (газопровод от побережья России до побережья Германии через Балтийское море, позволит сократить зависимость от Украины как страны-транзитера) и «Турецкий поток» (газопровод из Анапского района в Турцию по дну Черного моря). А что еще?
— Не будет заморожено расширение СПГ-завода [по выпуску сжиженного природного газа] «Сахалин-2», «Балтийского СПГ», расширение газовой транспортной системы и газификация регионов России.
— Есть прогнозы, как изменится экспорт российского газа в Европу в ближайшие пять лет?
— Несмотря на то что экономика Европы находится в стагнации, а также несмотря на газоемкость и энергоемкость ВВП, важнейший фактор, который работает в пользу роста потребления нашего газа, — это падение внутренней добычи в Европе. Алексей Миллер [предправления «Газпрома»] уже неоднократно приводил эту цифру, и я ее с радостью повторю: даже если не будет роста потребления газа в Европе, что является самым консервативным и скептическим сценарием, то импортный спрос увеличится при консервативной оценке на 80 млрд куб. м. Вопрос только в том, когда это произойдет — в 2025 или в 2030 году.
Но даже если в 2030 году, то об этом нужно думать уже сегодня. Потому что на эти 80 млрд куб. м газа отсутствуют транспортные мощности и мощности по регазификации. Думая об этом, мы вместе с нашими европейским партнерами запустили проект газопровода «Северный поток — 2», который помимо диверсификации поставок газа нацелен на удовлетворение дополнительного спроса.
Если все-таки газопотребление в Европе будет расти, даже незначительными темпами, то эти 80 млрд могут легко превратиться и в 120 млрд, и в 150 млрд. Самое главное, что европейским политикам нужно думать об этом сегодня, а не завтра. Потому что инвестиционный цикл длинный, а наши мощности по добыче развиваются по нашим внутренним планам. По новым газотранспортным мощностям решение нужно принимать сегодня-завтра.
— По последним данным «Турецкий поток» собираются строить в две нитки, сократив мощности вдвое от предполагаемых 63 млрд куб. м в год. Если первая ветка пойдет в Турцию, то какие страны Европы обеспечит газом вторая?
— Конечно, есть понимание и даже возможное распределение этих объемов. Это газ для стран Балканского полуострова, Греции и стран бывшей Югославии, а также Болгарии.
— Вы упомянули о том, что запуск «Турецкого потока» сдвинется — до какого года?
— Если межправсоглашение с Турцией будет подписано после формирования ее правительства уже в этом году, это позволит мобилизовать все что нужно для строительства «Турецкого потока». Самое главное — трубоукладчиков, сами трубы закупить. Тогда вместо 2016 года, как это ранее планировалось, проект первой нитки будет реализован в декабре 2017-го, крайний срок — 2019 год.
— Сейчас предлагаются к обмену активы австрийской нефтяной компанией OMV. Какие активы вам интереснее всего получить в рамках этого обмена?
— У нас определено, что с нашей стороны. А с их стороны мы получили полную картину и сейчас выбираем. Выбрать есть из чего.
— Газораспределение, энергетика, доля в НПЗ в австрийском Швехате?
— Завод в списке есть, конечно.
«Своего газа Китаю не хватает и не будет хватать»
— Кто сейчас главный конкурент «Газпрома»? Возможен ли выход американского СПГ на европейский и азиатский рынки?
— По-моему, пока ни один танкер с американским СПГ не прибыл ни в Европу, ни в Азию. Были перенаправления СПГ для американского рынка в другие страны, это операция довольно распространенная. Но если мы посмотрим на текущую ценовую ситуацию, котировки henry hub и добавим к ним транспорт до Европы либо до Азии, стоимость сжижения, регазификации, то мы легко увидим, что поставки американского газа, даже при самых минимальных затратах, не конкурентоспособны. То есть поставщики должны работать в убыток.
Мы знаем, что производство сланцевого газа принято субсидировать за счет жидких углеводородов. Это в принципе противоестественная в длительном периоде ситуация, когда один сектор экономики субсидируется за счет другого. Тем более что цены на нефть тоже упали. И масштаб этих субсидий, возможность их использования резко сократился. Поэтому наш газ был, есть и будет конкурентоспособным.
— В первом полугодии 2015-го средняя цена поставок газа в Европу снизилась до $235–242 за 1 тыс. куб. м, в том же периоде 2014-го было $366, и цены могут продолжить падение. Каковы ожидания по второму полугодию?
— У нас в контрактах неслучайно есть опорные периоды, которые учитывают динамику цен на нефтепродукты за предшествующие 6–9 месяцев, что дает возможность и покупателям, и продавцам прогнозировать уровень цен на топливо. Период глубокого падения цен на нефть до $40–50 за баррель уже представлен в формулах цены на газ и внес свой эффект. Поэтому существенного изменения цен на газ в сторону повышения или падения до конца года ждать не приходится.
Несмотря на всю критику, мы все-таки адаптировали свои контракты к рынку, хотя в ситуации после 2008–2009 года все призывали нас безоговорочно переключиться на спотовое ценообразование [краткосрочные контракты]. Сейчас, наоборот, многие думают, не вернуться ли к нефтепродуктовой корзине. Это понятное стремление купить подешевле и продать подороже. То, что цена на нефть не может долго находиться на таком уровне, по-моему, достаточно очевидно. Можно академий не кончать, чтобы понять, что при таком уровне цен объемы разведочного и эксплуатационного бурения будут сокращаться. А это означает, что нефти будет производиться меньше. Конечно, кто-то из производителей находится в лучшем положении, как Саудовская Аравия, кто-то похуже, как Венесуэла. Но российские нефть и газ находятся в хорошем положении с учетом нашей географии, наших рынков сбыта, в том числе и новых рынков сбыта, таких как Китай, которые уже получают российскую нефть в больших объемах, а газ начнут получать в обозримом будущем.
— Но есть данные, что у ваших крупных потребителей — Китая и Японии — наряду с ростом спроса на топливо в геометрической прогрессии растет и предложение по продаже газа. Аналитик из China national petroleum сorporation, CNPC, спрогнозировал профицит газа в Китае от 30 млрд до 100 млрд куб. м к 2025–2030 годам. Вы это учитываете?
— От нашего газа никто не отказывается. И та формула цены, которая работает, устраивает и китайскую, и нашу сторону. Правила пересмотра цен в контракте записаны — как покупатель, так и продавец могут обоснованно потребовать их пересмотра. Что касается профицита, внутреннего производства газа Китаю не хватает и не будет хватать. Профицит с учетом чего? С учетом дополнительно законтрактованного объема импорта? По-моему, мало кто пытается переконтрактовать газ, чтобы потом прийти к одному из продавцов и сказать: «У меня есть избыток газа, этот газ дешевле, давайте мы пересмотрим вашу цену». Так же не работает рынок.
«Предпочитаем переговоры арбитражным разбирательствам»
— У вас должна быть в октябре очередная встреча с Еврокомиссией, у которой три основные претензии — завышение цен на газ в Болгарии, Польше и странах Балтии, препятствование свободному перетоку газа между странами и увязка условий контрактов с развитием трубопроводной инфраструктуры. О чем договариваетесь?
— Есть две стороны этой медали. Одна сторона — получив формальные обвинения, мы дали формальный ответ по всем пунктам. Сейчас этот ответ, естественно, изучается в комиссариате. Одновременно с этим мы сделали предложение по урегулированию претензий. Это урегулирование мы обсуждали и с предыдущим составом Комиссариата по конкуренции. Дело не дошло до формального предложения и консультаций. Мы это сделали с целью избежать долгих и мало предсказуемых дискуссий в ходе судебных разбирательств.
— На каких условиях предложено урегулирование?
— Этого я вам раскрыть не могу, потому что это наша внутренняя кухня, и об этом узнают не из газет, а по результатам наших переговоров. Но это предложения серьезные, учитывающие динамику рынка, общую ценовую ситуацию. Совершенно очевидно, что никаких дискриминационных цен «Газпром» никогда не использовал, не использует и не будет использовать. Нет никакого смысла в дискриминационных ценах. У нас есть задача продавать газ по конкурентоспособным ценам, желательно — на долгосрочной основе.
— Еврокомиссия не уточняла, какие могут быть штрафные санкции? Содержится ли в компромиссном предложении оплата возможного штрафа?
— Нет, финансовые требования не предъявлены. Насколько я знаю процедуры, они могут появиться только по результатам рассмотрения нашего формального ответа.
— В последнее время снова звучит тема раздела «Газпрома». Сначала об этом заговорила «Роснефть», потом ФАС. Нужна ли реформа «Газпрома», какой она может быть?
— Это все-таки неймется кому-то. Прежде чем что-то предлагать, нужно проанализировать. Долго критиковали, что нет доступа независимых производителей к газотранспортной системе «Газпрома». Нет никаких ограничений по доступу, если выполнять правила. Более того, независимые производители увеличивают свое присутствие на рынке России. При этом у них, как правило, премиальные клиенты, которые не только вовремя платят, но и платят самую высокую цену по сравнению с другими.
А что касается внутреннего хозяйства, на самом деле давно уже произведено разделение учета по отдельным видам деятельности. Мы очень хорошо представляем, где у нас какие издержки, где нужно применить меры экономии. И либерализация экспорта СПГ произошла. Мы работаем вместе с «Ямал СПГ» [российской газодобывающей компанией], заключили с ними контракт о покупке газа. Почему это произошло? Они же нам не подарили эти объемы. Потому что мы смогли представить самые конкурентные условия по закупке этого газа.
Что касается трубного газа, наша позиция, позиция внешнего блока — что ломать, конечно, не строить. Закон «Об экспорте газа», где у нас один экспортер — «Газпром» в лице «Газпром экспорта», обеспечивает отсутствие конкуренции российского газа с российскими же. Что-то мы не нашли в числе участников нашего аукциона по продаже газа, который состоялся в сентябре, те компании, которые громко заявляют о том, что они готовы работать на рынке. Если они готовы работать на рынке, почему никто из них не только не купил ничего, но даже не заявился для того, чтобы купить?
— Я так понимаю, с вашей точки зрения, «Газпром» реформировать не надо — он совершенен.
— Нет, конечно, это не так. И с точки зрения изменений корпоративной структуры и методов управления очень много сделано и будет сделано. В том числе обсуждается, как реорганизовать управление нашей зарубежной деятельностью и сбытовой, как ее оптимизировать. Поэтому не надо думать, что мы почиваем на лаврах. Кто может быть сравним с «Газпромом» в мировой экономике, какая корпорация? Даже после слияния Shell и BG Group, по-моему, «Газпром» все равно остается крупнейшим газовым гигантом.
— Сокращение персонала произойдет?
— Это не должно быть самоцелью. Есть понятные критерии, сколько персонала должно работать на участке для того, чтобы достичь таких-то показателей.
— После прихода Елены Бурмистровой на должность гендиректора «Газпром экспорта» летом 2014 года были разговоры о вашем возможном уходе из монополии. Каковы ваши планы?
— Конечно, любителей посудачить очень много при кадровых переменах. Но решением Алексея Борисовича [Миллера] я назначен куратором внешнеэкономической деятельности, как в части департамента внешнеэкономической деятельности, так и «Газпром экспорта». Елену Викторовну я знаю практически с ее студенческой скамьи. У нас очень хорошее взаимодействие. Я не вижу повода смены деятельности по этой причине.