Новый гендиректор одной из крупнейших компаний рыбного рынка «Русская аквакультура» (прежнее название — «Русское море») Илья Соснов рассказал РБК о работе после введения эмбарго и причинах многомиллионных убытков.
Одна из крупнейших в сегменте дистрибуции и выращивания рыбы российских компаний ПАО «Русская аквакультура» (до февраля 2015 года — ГК «Русское море») Глеба Франка и Максима Воробьева с прошлого года терпит убытки на сотни миллионов рублей. Прошлогодние потери в компании связывают с обесцениванием рубля, потери этого года — с распространением лососевой вши — инфекции среди выращиваемой рыбы.
В июле этого года пост гендиректора «Русской аквакультуры» досрочно покинул Дмитрий Дангауэр. Он возглавил «дочку» «Русской аквакультуры» — дистрибуционную Русскую рыбную компанию. Гендиректором «Русской аквакультуры» стал ее бывший финансовый директор Илья Соснов. В первом интервью в новой должности он рассказал о своей стратегии.
«В прошлом году был первый урожай»
— Сейчас у «Русской аквакультуры» два основных направления: дистрибуция и производство. Какое из них является приоритетным?
— Оба приоритетные. С точки зрения P&L [отчета о прибылях и убытках], безусловно, дистрибуция приоритетна, она делает 90% от оборота. С точки зрения баланса аквакультура — это бизнес, который требует постоянных инвестиций. Ты обязан постоянно кормить рыбу, а значит, постоянно обновлять основные средства и вкладывать в развитие.
— Сколько средств вы собираетесь инвестировать в аквакультуру в этом году?
— Мы инвестировали в аквакультуру около 700 млн руб. в первом полугодии.
— Есть у вас представление, когда отобьются инвестиции в аквакультуру?
— Аквакультура требует длинных инвестиций, потому что рыба в садках растет два-три года. Многих инвесторов отпугивает именно долгий процесс выращивания. Но у нас перед глазами есть яркие примеры успешного бизнеса в аквакультуре: например, рыночная стоимость компании Bakkafrost с Фарерских островов [занимается выращиванием лосося с 1980-х годов] сегодня — более чем $1,2 млрд, ее капитализация увеличилась в восемь раз за последние пять лет.
— Аквакультурный бизнес в России сильно отличается от зарубежного?
— Промышленная аквакультура в красной рыбе — это относительно новое явление для России. Норвегия проходила путь по созданию этого глобального бизнеса в течение 40 лет, мы же проходим его в ускоренном режиме. В 2014 году производство аквакультуры в России составило всего 159,8 тыс. т, тогда как добыча дикой рыбы в наших территориальных водах составила 4,3 млн т. То есть доля искусственно выращенной рыбы составляет всего 3,5–4%. Это очень низкий показатель — маленькая Норвегия с 5 млн населения выращивает более 1,2 млн т красной рыбы в год.
— Вы сейчас выращиваете только семгу и форель?
— Да, мы выращиваем радужную форель и атлантического лосося (семгу). Другие виды пока выращивать не планируем. Кроме того, нам не известно ни одного успешного примера выращивания в России большого объема других видов красной рыбы. Есть Китай, который выращивает миллионы тонн карпа, тилапии, пангасиуса, но это совершенно другие климатические условия. На северо-западе России аквакультура в промышленных масштабах распространена только в виде семги и форели [ее выращивают «Русская аквакультура», «Русский лосось» и другие компании].
— Насколько успешно у вас получается выращивать эти виды?
— В прошлом году мы реализовали на нашем рынке достигшую товарного веса семгу, и это был первый «урожай» с момента запуска проекта в 2011 году.
— Какой у вас в этом году прогноз по вылову?
— Мы не мерим годами. Объясню почему: процедура съема [рыбы из садков] не привязана к календарному году. Хотя финансовым аналитикам очень бы хотелось, чтобы съем был к нему привязан. Съем идет с сентября-октября и может продолжаться до января-февраля. Сейчас мы прогнозируем выловить к концу съема от 2 тыс. до 2,5 тыс. т семги и порядка 900 т форели [в 2014–2015 годах компания во время съема выловила 6,4 тыс. т семги и форели].
«Рынок проседает, потому что рыба — более дорогой протеин»
— Можете сказать, как за последний год менялись объемы дистрибуции?
— Объемы упали вслед за рынком. У дистрибуции они упали довольно сильно, потому что Русская рыбная компания [трейдинговая «дочка» «Русской аквакультуры»] традиционно фокусировалась на импорте из западных стран, соответственно, падение превысило 30%. Это нормально, потому что из-за введения санкций закрылись традиционные рынки.
— После вашего назначения были предположения, что Дмитрий Дангауэр ушел на должность гендиректора «дочки» «Русской аквакультуры» — Русской рыбной компании из-за проблем с ее ростом. Рост выручки в дистрибуции замедлился с 41,1% по итогам 2013 года до 6,3% в 2014 году. Какая ситуация в этом сегменте сейчас?
— В дистрибуции у нас отличный результат. Вы это можете увидеть в отчетности за первое полугодие 2015 года. Конечно, у нас не очень хорошие тренды в макроэкономике, и в стране идет изменение структуры потребления протеинов и их сокращение. По последней информации, которая у меня есть, потребление рыбы на душу населения за первое полугодие 2015 года снизилось на 19% [по отношению к аналогичному периоду 2014 года]. Рынок проседает, потому что рыба — более дорогой протеин, чем другие продукты с его содержанием, в первую очередь курица. А насколько я знаю, люди не стали больше в рублях получать.
— С какими поставщиками сейчас работает Русская рыбная компания?
— Раньше они работали в первую очередь с Норвегией и Исландией. Сейчас это в основном Азия и Латинская Америка. Но сейчас мы активно сотрудничаем и с Фарерскими островами [входят в состав Дании, но не попадают под российское эмбарго].
— Есть какие-то сложности с доставкой рыбы из дальних стран?
— Логистика отлажена очень хорошо, это одно из ключевых конкурентных преимуществ Русской рыбной компании. Сегодня это единственная компания, которая продает рыбу сотнями тысяч тонн и имеет сеть в 18 филиалов по стране. Единственное, когда мы резко переориентировались на Фарерские острова, логистика увеличилась примерно на два дня.
— У вас собственная логистика?
— Нет, логистика полностью не своя, компания не обладает ни флотом грузовиков, ни рефсекциями [рефрижераторными вагонами], ничем. Мы работаем через партнеров.
— Как выросли цены на рыбу, если сравнивать за прошедший год?
— Рыба всегда была относительно дорогой. У производителя рыбы всегда есть выбор — уйти на экспорт или поставлять ее на внутренний рынок, поэтому рублевая цена на рыбу в некоторой степени следует за долларовой. И при девальвации, естественно, рублевые цены подскочили наверх. На сколько — я сейчас не владею статистикой. Думаю, что цена на рыбу в рублях выросла примерно на 30–40%.
«Мы не имеем права расстраиваться и тихо плакать в углу»
— Вы говорили, что на дистрибуцию приходится около 90% выручки группы. Как, по вашему мнению, будет меняться соотношение выручки по дистрибуции и аквакультуре в дальнейшем?
— Очень хочется, чтобы оно таким же оставалось — чтобы росла и аквакультура, и дистрибуция, но соотношение при этом держалось. Если же говорить серьезно, то аквакультура — рентабельный бизнес, его оборот сам по себе не очень большой, но прибыль достаточно высокая. А дистрибуция, наоборот, бизнес малорентабельный, но с высоким оборотом. Чем больше обороты, тем выше доходность на инвестированный капитал. Поэтому само по себе это процентное соотношение ни о чем не говорит, это разные бизнесы, и сравнивать их по обороту не вполне правильно. Я думаю, что при успешной реализации планов развития доля аквакультуры в общем обороте дойдет до 25%. В таком случае величина прибыли от аквакультуры может обогнать дистрибуцию. Это нормально, потому что и денег в ее развитие вложено больше.
— «Русская аквакультура» продемонстрировала чистый убыток более 400 млн руб. в прошлом году и более 300 млн руб. в первом полугодии текущего года. В чем, на ваш взгляд, главные причины?
— Вошь, рост процентных ставок, удорожание валютных кормов, потери. И, конечно, это не добавляет оптимизма никому — ни акционерам, ни банкам. Менеджмент тоже не имеет поводов для радости, но мы не имеем права расстраиваться и тихо плакать в углу. Мы смотрим на все это как на трудности, которые мы обязаны преодолеть. Если бы в свое время норвежские или чилийские производители остановились и бросили построение этого бизнеса, они бы не добились таких результатов, как сейчас. А это мировые лидеры.
— Вы говорите о нападении лососевой вши на вашу рыбу весной этого года?
— Лососевая вошь — это огромная проблема для всей аквакультуры. В этом нет ничего нового. Например, как я читал в СМИ, в Норвегии за первое полугодие 2015 года убытки от лососевых вшей составили $400 млн. Это огромные цифры. В России есть определенное преимущество, как обычно, оно связано с холодом и морозом — из-за них распространение вши происходит не так быстро, как у норвежцев.
Наша задача — минимизировать потери рыбы, потому что в принципе она растет сама, нужно только подсыпать ей корм. А растет рыба сумасшедшими темпами — 1% веса в день прибавляет. С другой стороны, все в жизни сбалансировано. У рыбы есть возможность быстро расти, но ее иммунная система, защитные механизмы довольно слабые, и если с ней что-то случается — вошь, бактерии, вирусы, то она вся быстро гибнет.
— По итогам этого года ожидаете чистый убыток?
— Я думаю, что будет убыток.
— Я правильно понимаю, что на Дальнем Востоке у «Русской аквакультуры» нет собственного производства?
— На Дальнем Востоке мы ничего не выращиваем. Но у Русской рыбной компании там есть трейдинговый бизнес. То, что называется аквакультурой на Дальнем Востоке, и то, чем мы занимаемся, — это немножко разные бизнесы, потому что они выпускают в открытое море малька и потом ловят их из открытой акватории. А мы выращиваем рыбу в садке [в отдельно огороженной части водоема]. На Дальнем Востоке же выращивания садковой аквакультуры в принципе нет. Мы не исключаем для себя возможность выхода на Дальний Восток, но наш основной фокус — это семга и форель на северо-западе.
— В прошлом году зять Геннадия Тимченко Глеб Франк стал крупнейшим акционером «Русской аквакультуры» после продажи ему доли Геннадия Тимченко. С чем был связан уход Тимченко из компании?
— Вопрос к Геннадию Николаевичу [Тимченко] и Глебу Сергеевичу [Франку].